1. Имя персонажа:
Elizabeth Bernadette Warrington/ Элизабет Бенардетт Уоррингтон
сокр. Лиза [исключительно для самых близких]; Лиззи, Бетти и прочее подобное уменьшительно-ласкательное сокращение не приемлет.
2. Работа:
• Место работы: Хогвартс
• Должность: практикантка
• Срок работы: 1,5 года
• Принадлежность: пожиратели смерти
3. Характер:
• Описание характера:
Страхи:
- страх полного и безграничного одиночества;
- страх насекомых и прочего, но виду не подает;
- боится темноты;
- боится умереть, оставшись никем.
Привычки:
- грызет кончик пера;
- хрустит фалангами пальцев, когда чем-то встревожена.
считывать с раскрытой книги последний абзац и рисовать в уме тонкие линии образов, холодным пеплом осыпая каждый, а потом со слезами на глазах, с дрожью в хрупких ладонях "бросать" на острые камни вечности, разбивая на осколки, горячей субстанцией обливая, пропастью маня и закрепляя эффект обычной медовухой. до иголок в глазах смотреть на разбитые, такие близкие, манящие, но далекие и отвергающие со льдом затуманенных карих глаз. разрушать иллюзии собственного страха/боли, чтобы хранить где-то под ребрами, холодным потом прожженных, кусков пергамента, где написано твои и мое имена.
лазоревые реки одиночества прятать в серый вакуум, чтобы не рассказывать никому горькой правды, а заставлять верить в сладостную ложь. чтобы до хрипоты в голосе кричать во тьму, где не услышит ни один, ибо глух будет к мольбам чуждым его сердцу. чтобы резать сознание, подчеркивая собственную беспомощность. скручивать, выжимать, тереть на терке. сдирая кожа, бить сильнее, до кровоподтеков, до синяков/гематом. и чтобы тешить себя напрасными надеждами на хоть какую-то игру в волшебную вечность. или рисковать нарушить, выдернуть нейрон одиночества из спертого и пыльного воздуха, заглушая звук бьющегося бокала с красным вином.
тонкими, длинными пальцами пересчитывать каждый позвонок на твоей спине. с силой давить, чтобы до криков и расширяющихся зрачков. чтобы до боли и обиды. тебе больно? наслаждайся. наслаждайся этим чувством, пока я рядом. давить сильнее, причинять боль, а на каменном лице все та же теплая улыбка, которая еще долго будет сходить от незаживающих ран. мне нравится ощущать боль на тебе. мне нравится, как корчишься ты подо мной, не смея молить о пощаде. мне нравится. любуйся этим, пока я здесь. ведь это я рисую на мольберте не волшебной палочкой, что в руках, а кедровой кистью художника твой абрис, чтобы помнить. здесь много ярких красок, но, увы, пропитанных черными пятнами лжи/обмана, холодного ветра и густоты ночной степи.
не принципиально, но особенно дорого. куски пергамента, испещренные сотнями фраз каллиграфически почерком, пахнущих детством, когда на ночь рассказывались сказки, когда пахло сеном и молоком, когда книги пахли книгами и ощущение было такое трепетное, такое нежное, что хотелось подольше побыть в материнских объятиях и есть эти сладкие пирожные, покрытые молочным шоколадом, такие хрустящие и свежеиспеченные и обязательно пропитанные материнской любовью.
льются дивные речи, артистичном тоном сказанные, в уме заключенные/ обговоренные, холодом прожигающие. и не поверить невозможно, настолько с правдивой улыбкой и честными глазами сказано. вот только не покупайся на мои слова/фразы. они пропитаны тонкой лжи. каждое слово с холодом, ты с ропотом, а я в бешенстве. чтобы кромсать судьбы, коверкать души, рушить сознание, истреблять блестящие умы. чтобы придерживаться каноном истиной слизеринки - взбалмошной, женственной, утонченной, гордой, непоколебимой. чтобы палец в род не клади, иначе без руки по плечо. чтобы себя реализовать путем чужих бед, чтобы каяться потом Мерлину, чтобы до скрежета зубов попадать в засаду собственного лицемерия. беги от фраз, закрой уши и не слушай. иначе будешь одним из тех же глупцов, что купились/даровались. открылись и оказались запплеванными изнутри.
сыпать соль на рану. столько, сколь захочешь, столько, сколько предложу я. сыпать до изнеможения, до дрожи в хрупких руках, до стертости кожи, до разложения ткани, до гниения, до горячего холода и ледяного жара, до жгучей боли, до потери сознания, до тошноты в груди и головокружения в голове. сыпать пудами, чтобы щипало и не так, как щиплет щеки на морозе, а так, как жжет крапива, если упасть в ее кусты и бить себя, бить сильнее зеленой плетью. чтобы рука соленая, чтобы кровь соленая, чтобы жизнь соленая, чтобы резко билось сердце, чтобы до аритмии, чтобы было душно, чтобы закатывались глаза, чтобы сжимались от злости губы.
на ледяных скрижалях, в холодном зобе пещеры, на самой большой глубине озера и на самой высокой вершине горы, я плачу. плачу о том, что никогда не смогу восстановить потоки волшебного детства. я таю, как тают снежинки на теплой ладони. я страдаю. страдаю от бессилия, страдаю от грядущего. я пугаюсь настоящее. ненавижу прошлое и обязуюсь перед будущим. я обманываю и предаю, потому что по другому не получается. я ненавижу себя за эту утопию. утопию весенней трели, утопию зимней стужи, утопию летнего перезвона и утопию барабанной дроби осеннего дождя. всего лишь пересмешница.
4. Внешность:
• Телосложение: спортивное
• Цвет глаз: фиалковый
• Цвет волос: черный
• Внешность, предполагаемая для персонажа: Frances Bean Cobain
5. Биография:
• Место проживания: Магический Лондон, Англия
• Дата вашего рождения: 3 января 1977 года
• Место рождения: Уэльс, Англия
• Чистота крови: чистокровна
• Родители и прочие родственники:
— Мартин Джеймс Уоррингтон [отец, в настоящем мертв];
— Мелисса Минерва Уоррингтон [мать, в настоящем находится в психиатрической лечебнице где-то в Румынии];
— Беатрис Мелисса Уоррингтон [сестра, в настоящем ученица Равенкло, 6 курс]
• 10 фактов биографии:
— Говорят, она родилась вместе с январем. Тогда была лютая стужа и вьюга. То было утро, кажется, начало шестого утра. Счастливые родители, букеты цветов и поздравления. Все было как и должно быть, по правилам. Откровенно говоря, в семье никогда не было ссор. Мартин и Мелисса жили душа в душу, между ними никогда не было ссор. И даже в этот день, когда девочке дали имя Элизабет, они не ругались, пускай Мартин хотел назвать ее Розмари.
— Чудесное детство. Если бы все было именно так. Мелисса часто уезжала в Румынию, так как занималась научной деятельностью в сфере изучения драконов, а Элизабет оставалась вместе с отцом. Сколько между ними было пригоревших каш, сбежавшего молока, синяков и ссадин. Она его тогда еще искренне любила и ненавидела мать. Она тогда замыкалась в себе и плакала отцу на плечо.
— Ей исполнилось четыре, когда в семье прибыло. Мелисса родила еще одну девочку, которой имя дали Беатрис. Элизабет ревновала, бесилась, пыталась сделать так, чтобы Беатрис досталось. Пыталась сделать так, чтобы внимание все было приковано к ней одной. Ревность — гиблое чувство, что поделать. Однако Элизабет все равно оставалась все же любимой дочуркой отца.
— И вот ей уже шесть. Она по прежнему ненавидит мать и восхваляет отца. Мелисса уезжает в долгосрочную командировку в сердце Румынии, а девочки остаются на плечах отца. С этого момента произошел крах того маленького счастья, которое еще теплилось в холодной душе Элизабет.
Из воспоминаний обрывками.
«Это было пятнадцатого ноября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Я читала в своей комнате какие-то сказки, уже и не помню, что это было. Он зашел в комнату мрачнее тучи, но ласковым голосом со мной говорил. Он хотел, чтобы я пошла мыться. Точно помню, с каким жадным блеском в глазах он смотрел на меня. Сейчас мне от этого дико, тогда я этого просто не понимала. Он прикоснулся ко мне и я утонула во мраке.»
«Он прикасался ко мне время от времени. То это было раз в две недели, а то каждый день по несколько раз.»
«Эти потоки неиссякаемой боли, крови, ссадин и синяков я никогда не забуду. Я плакала, а он зажимал мне своей потной ладонью рот. А потом и не только ладонью. Я даже кричать не могла — бессилие было. Мне было страшно и ночами я молилась, чтобы это все закончилось. Я желала, чтобы он поскорее сдох.»
— В восемь лет у Элизабет проявились магические способности. Она случайно подожгла соседский дом, обозлившись в очередной раз на ненавистного отца. Он посмел ее ударить, в первый раз. Элизабет тогда случайно разбила его любимую чашку. В наказание она оказалась запертой в каморке на неделю без еды, если исключить сперму и капли дождя, что пробивались сквозь открытое окно.
— Та же участь, что и Элизабет постигла и младшую Уоррингтон. Та была более покорной и покладистой, более трепетной и нежной. Она замыкалась в себе, грызла кожу у края пальцев и пару раз хотела повеситься, кажется. Но это уже другая история.
— С тех пор, как проявились способности она начала осваивать анимагию. О ней она услышала от соседских детей, с которыми часто играла в детстве. Она много читала, слишком много. Желание сбегать от отца — было слишком велико. Она могла не спать ночами, изучая новые и новые факты на самых разных страницах книг. Поэтому весь период до попадания в Хогвартс прошел за изучением одной из самых сложных наук и периодическими насилиями отца.
— Она поступила на Слизерин. Самая отчужденная и мрачная, она держалась всегда особняком ото всех. Никому не позволяла к себе прикасаться, никому не позволяла трогать свои личные вещи и никому не позволяла смотреть себе в душу. Как одинокая волчица она молча, скрытно ото всех постигала анимагию. К концу третьего курса, она научилась ненадолго превращаться. Ее анимагической формой стала белоснежная волчица с ледяными, печальными голубыми глазами.
— Окончив четвертый курс, Элизабет поняла, что в анимагической форме может все. Она может где хочет гулять, упиваясь собственным одиночеством и тоской, она может плакать где-то вдали ото всех. Она могла все. В том числе и разорвать отца. В очередной раз он пришел к ней в комнату, когда матери в очередной раз не было дома.
Из воспоминаний.
«Когда он зашел — я рисовала, как его ненавижу. Он держал в руках очередной кляп, потому что я начинала кусаться, отбиваться ногами и руками. Странно, что он не применял магию. Наверное, ему это нравилось — видеть боль и страх в моих глазах. Он огладил меня по голове и сказал, что я красивая. А во мне ненависть ураганом поднималась. Я его ненавидела, мне было противно, мне было отвратительно, меня тошнило от него. Я даже поверить не могла, что когда-то я любила его.
Он касается моих губ пальцами. Другой рукой раздвигает мне ноги. Чертов ублюдок. Но я не сдамся. А я смотрю ему в глаза с ненавистью и превращаюсь в волчицу.
Я рычу, я кричу, я не могу смерить этот гнев. И я видела страх в его глазах. Он был так жалок, что я хотела расхохотаться. Я хотела прятаться от него, когда постигала это искусство, а в итоге превратилась в хладнокровного убийцу. Но я все же чуточку лучше чем он. По крайней мере я спасала не только себя, но и сестру.
Я накинулась на него и, схватив за горло, перегрызла ему шею. Жаль, что на его жалобные крики пришла моя сестра. Она смотрела на меня с благодарностью и страхом. А может ей просто было все равно. Я не знаю, правда.
Я оттащила труп в канаву у леса и вернулась в дом уже в своем обличии. Долго пришлось отмывать пол и стены от крови, но мне было абсолютно плевать. Теперь я была свободна.»
— На пятом курсе мать нашла замену отцу. Кстати говоря, горевала она недолго. Она нашла себе достататочно импозантного мужчину, кажется маггла и с самого начала пыталась скрыть «странность» этой семьи. Элизабет боялась, что этот мужчина может стать копией отца, поэтому ночами, когда была на каникулах, старалась его напугать, чтобы он сбежал. К сожалению, не получалось.
А еще на пятом курсе она впервые пошла на свидание. О, этот слизеренец был влюблен. Он рассказывал ей нелепые анекдоты и истории, от которых в первую очередь хотелось плакать, а не смеяться; кормил ее сладостями и поил сливочным пивом; пытался целовать, но она не давалась — слишком ярки были воспоминания детства.
— А на шестом курсе, она, кажется, влюбилась. Правда так никому и не известно, что все таки это было. Она ненавидела этого гриффиндорца. Она прожигала его взглядом своих фиалковых глаз, она рисовала его в своих абстракциях, она думала о нем, когда засыпала. А он ее поцеловал в коридорах школы. И она ответила на поцелуй, пускай тут же отвесила ему пощечину. А потом поцелуй на губах еще долго горел. Она плакала в выручай-комнате. Она была больна им.
— Они много говорили. Ни о чем/ обо всем. Она была его тенью, а он — ее. Имя Себастиан она до сих пор трепетно ненавидит. Она его любила, но никогда не позволяла к себе прикасаться. А может она его ненавидела. Но она им болела.
— А на выпускном она его высмеяла. Перед всеми. Эту тайну знала только она. А он этого стыдился. И, поднимая бокал, она звонко рассказала всем, в наступившей тишине о том, что ему приходится работать, а семья у него бедная. Смеялись Слизеренцы и, быть может, завистники. И она смеялась, глядя ему в глаза и прожигая его. С тех пор они не общались. Она не жалеет. Она не умеет жалеть.
— После окончания Хогвартса она отправилась домой, где мать ждала очередное пополнение в семействе. Однако, близнецы родились мертвыми, а новоиспеченный муж ушел от нее. А еще ей в руки попал дневник Беатрис, в котором подробно описывались насилия отца. Такого эмоционального всплеска она пережить не смогла и отправилась прямиком в психиатрическую лечебницу в сердце Румынии.
— Элизабет устроилась в Хогвартс практиканткой по зельеварению. К слову сказать — она ненавидела Северуса Снейпа и именно это позволило знать ей этот предмет на отлично, на зло ему. В этот же год она приняла на себя черную метку, связывая себя с темными силами.
6. Артефакты:
• Волшебная палочка: сушеный корень мандрагоры; тис; 11,5 дюймов
• Метла: не имеется
• Животные: филин Морфин
• Другие артефакты, если имеются: кулон в виде змеи, купленный в Косом переулке за два галлеона. Магическими свойствами не обладает, но для Элизабет это своего рода талисман.
6.а Способности:
• Таланты:
— Рисует абстракции. Всю свою боль/ненависть/негодование она «выплескивает» на бумагу.
— Обладает даром убеждения. Кажется этот талант передался ей от отца.
— Владеет анимагией. Анимагическая форма - волчица.
• Слабости:
— страх полного и безграничного одиночества;
— страх насекомых и прочего, но виду не подает;
— боится темноты;
— боится умереть, оставшись никем.
• Ориентация: гетеросексуальна
7. Пробный пост:
пробный пост от лица Блэр Уолдорф на роевую по сплетнице. да, было дело.
В клочья рвать фотографии память,
В прах сжигать мемуаров твердыни,
Ничего от тебя не оставить
И навеки забыть твое имя,
Уничтожить все письма и строки,
Ненавидя тебя, презирая,
Там, где были любви истоки
Нынче кружит стервятников стая.
[q.]
Я помню лишь его глаза и стук собственного сердца, прежде чем сильный удар сотряс мое тело; громкий, почти разрывающий барабанные перепонки визг тормозов не коснулся моего слуха, а сознание не накрыло черной пеленой. Кажется, что-то пошло не так, не по плану, выстроенному нами. А ведь мы ехали и держались за руки, с наслаждением вдыхая запах друг друга и с теплотой в сердце понимая, что никогда не останемся друг без друга, чтобы не случилось. Но план развалился, как хотелось уже не будет раз и навсегда. И погружаясь в темноту, я все еще осознавала, что губы, застывшие в безмолвном крике, с неистовством хотят прошептать «я люблю тебя».
_____
Блэр очнулась в больнице. Ее тело свела судорога, а в глазах плескались искорки волнения, вступая в дикий танец с неистовым отчаянием. Она не была искалечена – всего лишь несколько царапин и синяков, но она отчетливо понимала, что в этой палате нет Чака Басса. Мисс Уолдорф была далеко не из пугливых, и, пожалуй, впервые за всю свою сознательную жизнь, ее парализовало от страха. В голове роились визжащим ульем мысли о том, где он, с кем он и жив ли. Но раз его не было рядом, это означало, что дела Чака Басса плохи.
Встать с больничной койки оказалось делом легким, а вот сохранить равновесие – более трудным. Она слегка пошатнулась и ухватилась за стойку с капельницей, оглядывая палату. Здесь было на удивление уютно, а на прикроватной тумбочке стоял букет цветов, к сожалению не пионов, которые она так любила. Пахло лекарствами и начало слегка подташнивать от сложившейся обстановки. Немного погодя она обрела равновесие и в эту самую минуту вошла врач, которая сообщила не самые приятные известия.
___
Ты опустишься на койку. Глаза на миг захлебнутся белой пеленой. А голова в миг закружится, словно пуская в водоворот все мысли и чувства, так долго плескаемые в этой бездне души. Ты приложишь ладонь ко рту, чтобы не закричать от отчаяние, постепенно парализующего тело. У тебя не было сил, чтобы впадать в крайности и устраивать истерику, ты просто молча смотришь в окно, чувствуя как по щекам градом закапали слезы. Одна за одной они опускались вдоль лица, падали на шею, а затем растворялись в глубине больничной сорочки.
У тебя больше не было ребенка, что становился чуть ли не единственной отрадой в этой жизни. ты потеряла то, ради чего стоило жить и терпеть все эти месяцы. Ты выдохнешь, больше не создавая себе попыток встать. Все твои страхи отошли на задний план, а в голове криками сотни птиц вертелась мысль «за что?». За что все эти мучения, длиною в целую вечность? За что все эти сложности, которые с силой впиваются тебе в ребра и вырывают куски нейронов один за одним? Глоток кислорода и, кажется, у тебя началась легкая аритмия. Не много не мало, но тебе казалось, что сейчас ты была опустошена, как исчезает содержимое Священного Грааля в лучах пустынного солнца.
Из палаты вышла Серена, которую до сели ты практически не замечала. Ты молча уставилась в пустоту, пытаясь забыться в беспечности пустословия, необдуманных действий и поступков, чтобы свою искалеченную душу не обнажать и не скрывать за нотками фальшивой реальности. Не хотелось ни видеть, ни слышать ни о чем. Словно ничего и не существовало вокруг, кроме тебя и твоей беды, с таким громким звуком ворвавшейся в твою жизнь.
Спустя минут десять, находясь в полуобморочном состоянии, когда сердце с силой билось о ребра, создавая преграду к дыханию, а душа билась в бессмысленной агонии, ты встанешь и выйдешь из палаты. Слегка касаясь стен кончиками пальцев, ты пойдешь вглубь коридора, сама не зная на поиски чего/кого. Ты просто будешь молча идти, не обращая на удивленные/ заинтересованные взгляды. Тебя мучила жажда, но ты совершенно не замечала дискомфорта, лишь слезы продолжали беззвучно стекать по щекам, а глаза превратились в два пустых бокала из-под вина.
Вдруг до тебя донесутся обрывки разговора о пациенте, который может после аварии и не выкарабкаться из кризисного состояния. Ты замрешь как кошка. Оглядываясь по сторонам и отчаянно пытаясь отнекиваться от черных мыслей, что диким хороводом кружась, закрались в голову. Но все сомнения развеялись, когда ты услышала окончание фразы и имя, эхом отскочившее от стен больницы. Это был Чак Басс. Тот самый Чак Басс, которого ты любила.
Ты помнила все. Как не простила его предательства, как искала его замену в Луи. Но это было тоже самое, что заменять обычный сахар, на диетический. Также нелепо, также не сладко. Ты помнила как надеялась, что отцом твоего ребенка все же станет миллионер из Верхнего Ист-Сайда, а не принц из Монако. И помнила как обрушились надежды, разбиваясь о мемориалы твоих собственных желаний, когда узнала имя настоящего отца. И помнила, как сбежала с Бассом, как ехала в чертовом лимузине, осажденная ноющими папарацци и как сладко целовала его в губы, словно так и должно было быть. Ты выстроила план, ты хотела навсегда покончить с Луи и зажить счастливо, с человеком которого любишь и от которого мурашки по спине бежали, заставляя растворяться в настоящих чувствах, так подло обнажившихся.
Кажется, в это мгновение рухнула перед глазами вся жизнь и все планы на будущее, что тщательно начали строиться еще в детстве. Чак на пороге смерти, а значит и тебе осталось жить всего мгновение, пока бьется его сердце, пока он все еще самостоятельно дышит. Тебе стоило насладиться последними глотками надежды, прежде чем она рассыплется в прах, когда тело Чака отсчитает ровно один, но решающий и последний удар.
Ты не могла вот так просто сдаться. Без боя, без переживаний. От бессилия хотелось рухнуть на пол и громко заплакать, с силой раздирая кожу на собственных запястьях и ощущая теплые струи крови на собственной кожи. Вместо этого ты просто поинтересуешься, где лежит Чак и отправишься к нему в палату, куда было строго воспрещен вход. Тебе было плевать. Ты стояла перед стеклянной стеной палаты, ощущая теснящую, давящую боль в голове. Хотелось стиснуть зубы и порвать к черту все, что попалось бы на пути. Но вместо этого было лишь ломаная линия, которая уже никогда не сможет стать прямой.
Ты не могла ничем помочь, или..? Внезапная мысль, что забрела тебе в голову добавила несколько миллиграмм веры в этой ситуации. Казалось, что уже и сама была на пороге собственной смерти. Быть может оболочка еще и просуществует на протяжении пары десяткой лет, но истинная твоя душа канет в бездну, как скрываются звезды в черной дыре. И не было спасения, казалось бы. Но маленькая, потаенная надежда засветилась в груди ты ринулась в больничное помещение для молитв.
____Первое время я молча стояла перед обликом распятого на кресте Христа и не могла собраться с мыслями, что с силой вонзались в мое сознание, принося не щадящую боль. В тот момент мне хотелось, чтобы мне позвонок за позвонком вырывали, лишь бы не чувствовать всего этого опустошения в собственной душе. Я плакала, даже не стараясь вытереть слезы, с силой впивалась в ладони ногтями, чтобы не закричать и не поддаться панике. А потом я заговорила. И эти слова до сих пор в моей памяти стирают все грани дозволенного. Мне было страшно, я боялась за Чака, словно он был единственным просветом в моей жизни. А ведь действительно, что для меня значил он? Больше, чем собственная жизнь и жизнь моего ребенка, как бы трагично или банально это не звучало.
Пожалуйста, Господи. Ты забрал моего ребенка. Ты не можешь забрать и Чака. Если ты существуешь – позволь ему жить. Я сделаю всё. Я обещаю, что сдержу свое слово и выйду замуж за Луи. И никогда не буду с ним снова.
Эти слова гулким эхом от стен отбивались и озаряли мое сознание. Я продолжала надеяться, что случится чудо и он выживет. Выживет, чтобы вдохнуть жизнь в меня. Чтобы я снова могла испытывать боль разочарований от моих поступков, а не боль потери любимого человека. Я страшилась правды, которую могла услышать сейчас или через пять минут. Мысль о его смерти не дала бы мне покоя и я продолжала плакать, молча уставившись на Иисуса. Я обещание дала перед Господом и если Чак выживет, то я жертвую всем. Ради того, чтобы он был здоров. И пускай я буду глубоко несчастна в браке с другим, я отчетливо понимаю, что радость мне будут доставлять известия о том, что у Басса все хорошо.
Внезапно отворила дверь и я обернулась, глядя затуманенными от слез глазами на вошедшую женщину. Это было врач и, кажется, она хотела принести последние известия от Чака. Я просияла и стала улыбаться, словно ненормальная, продолжая судорожно впиваться пальцами в кожу ладоней, чувствуя, что от волнения разодрала всю кожу и капельки запекшейся крови уже испачкали мне сорочку.
____
Тебе казалось, что вот вот и тебя разорвет на мелкие кусочки, словно ты была гранатой. Тебе казалось, что в этот день ты родилась заново и свершила чудо, посильное только тебе. Тебе казалось, что этот миг, когда отчаяние, граничившее с безумием, перетекает в мерное спокойствие, тебя убьет. Тебе казалось, что бесконечность отодвигает время назад.
Захотелось бежать, с криками и истериками лечь ему на грудь и рыдать, пока не обессилишь. Хотелось в глаза его с прежней любовью смотреть и боль его в своем в сердце как прежде отзывать. Тебе хотелось с наслаждением вдыхать запах его кожи и беспрерывно шептать ему, как он тебе нужен. Но нет, ставки поставлены, приоритеты защищены, а контракт с Богом подписан. Обет дан и тебе придется нести это бремя, прожигая себя и свои истинные мотивы, без наслаждения проживая остатки жизней, где дверь была заперта для Чака Басса.
На тебя навалила тоска. Неужели именно сегодня и при таких безумных обстоятельствах тебе придется расплатиться с дьяволом и расстаться с мечтой о будущем с любимым человеком? Да. Иначе ты ее действительно потеряешь навсегда, как казалось. Скажи Би, а как много для тебя он значит? Бесконечность пролитых слез, глупых обид с примесью мускатного ореха и водоворот желаний, смеха и наслаждения. Он значит даже больше, чем твоя собственная мать. Тогда зачем ты это делаешь? Чтобы спасти его.
Ты медленно зайдешь в его палату, преодолевая желание разнести все в больнице в порыве дикого, обволакивающего отчаяния. Тебе казалось, что сейчас погаснет свет в конце тоннеля и ту упрешься в тупик, откуда не будет выхода и придется всю жизнь гнить в объятиях собственных желаний, которые никогда не обретут форму и не воплотятся в жизнь. Ты на него взглянешь и твои губы скривятся в немой истерике. Почувствуешь дрожь во всем теле и сердце подскачет, готовое вот-вот бросится на утек от килограммов настоящей боли, что сотрясала твою душу. Боли, которую не вытравишь, ибо она плотным ядом разъедала всю тебя изнутри.
То, что мы не можем быть вместе - не значит, что я перестану любить тебя.
____
Эти слова сами собой соскочили с моих уст и я, пряча слезы, выскочила из палаты. Возможно он слышал мои слова, возможно он хотел что-то сказать, но глядя на его закрытые глаза и безмолвие, я предалась ноткам удушья и исчезла из его жизни.
Действительно, я буду любить Чака всю свою жизнь. Этот сложный человек появился ней не спроста и занял такую огромную, важную для меня роль. И я буду бороться за его счастье, отдаленно, но обязательно с улыбкой, пусть она будет фальшива, не вмешиваясь и не показываясь ему на глаза, я буду следить. Я больше не причиню ему никогда боли. Я больше не хочу, чтобы он страдал. Я молилась и обещала. И теперь мой обет – это мое наказание за лживо прожитую жизнь. И я не боюсь еще большего отмщения Господа, я боюсь лишь за него.
«Я люблю тебя, Чак Басс», пронесется в моей голове и я обернусь на его палату, в последний раз вглядываясь в его лицо и навсегда запоминая его абрис.
8. Связь с вами:
• ICQ: есть у администрации
9. Реклама:
в спец. теме
